Электронная библиотека LitPortal

" До сих пор не предстaвляю - кому пришлa  в  голову  гениaльнaя  мысль послaть меня в Aфрику. Кто-то, видимо, очень хотел мне удружить. A зaодно избaвиться от меня годa нa двa. Думaю, что это был Лисоцкий. Мы с ним с некоторых пор нaходились в нaтянутых отношениях."

"По сдержанному тону разговора и  по  тому,  что  из  окон  уингдэмского дилижанса не шел сигарный дым и не торчали подошвы сапог, было  ясно,  что среди  пассажиров  находится   женщина.   Зеваки   на   станциях   подолгу застаивались перед окнами  дилижанса,  и  их  старания  наскоро  поправить воротничок и шляпу указывали на то, что пассажирка хороша собой. "

"Нет никакого интереса в том, как плоды закоренелой праздности моего давнишнего знакомого, с которым в юные годы мы нередко откупоривали бутылку дешевого напитка там, где нас заставала жажда, - в беседке какого-нибудь двора, в чахлом столичном скверике, в залитой ярким светом мастерской его подруги - текстильной художницы Гришки, всегда в компании ее застенчивого сожителя, а нашего сокровенного дружка Батурина, - но чаще всего в одном из теплых подъездов центрального радиуса, - нет ни интереса, ни, следовательно, смысла рассказывать, как именно попали ко мне эти незатейливые сочинения, каковым предавался в тот период времени мой, а также Батурина испытанный собутыльник и попутчик Зайцев Миша, вконец одурев, вероятно, от многомесячного дворянского безделья."

"Родился в Гамбурге 20 мая 1921 года.  Отец его был  школьным  учителем, мать   публиковала   рассказы   в  местной   печати.  Его  семья   считалась неблагонадежной в  фашистской Германии  и сам  он неоднократно преследовался гестапо, несколько раз арестовывался, сидел в тюрьмах, ожидал смерти, воевал на Восточном фронте, несколько раз был ранен, бежал из плена (от французов в апреле 1945 года под Франкфуртом-на-Майне)."

"В далеких пятидесятых Миаил Садовский открыл для меня творчество Булата Окуджавы. И теперь, спустя полвека, мы вместе с Мишей вспоминаем крылатое: "Давайте говорить друг другу комплименты." Мудро это сказано, очень мудро. И все же каждый, кто слышит комплимент первым, рискует оказаться в положении петуха из басни Крылова."

"Тонко дребезжат стекла. Сквозь шум бурана слышно, как  на  дворе  глухо хлопает калитка. Коля, весь  напрягаясь,  останавливает  взгляд  на  окне, потом негромко говорит: - Показалось... Я думал, мама, а  это  ветер.  Ты,  Миша,  слышал,  как загремело?"

"Я растерян почти позорно-стыдно хотя худо-бедно дождавшись сестры Наташи с мужем на их машине участвовал в том что ее взяли в больницу сделали снимок потом наложили фиксирующий ногу внизу гипс (врач Гоги) и - постельный режим неподвижность и шансы на заживление"

"Игорь  рывком  поднялся  и  остановился голый посреди комнаты. Поеживаясь от холода,  он  скосился  на  Лану,  подавляя  сильнейшее  желание  нырнуть под пуховое  одеяло,  в  тепло  нагретой  постели, и, прижавшись к ней, блаженно сомкнуть глаза."

"Чтение  книг  знаменитых  писателей,  лучших  мастеров  художественного слова, увлекало меня с юности. Однако получаемое при этом удовольствие имело и свою  оборотную  сторону:  рано  пробудившуюся  склонность  к  придирчивой критике.  Поэтому теперь  я уже не могу поверить, будто  обладаю достаточным талантом и фантазией для создания собственной, вполне самостоятельной книги. Я  удовлетворился  решением  более   скромной   задачи,  составив   подборку документов, проливающих  свет на  одну  криминальную  историю, уже известную широкой публике."

"Город белыми стрелами рвался в небо. Белый мрамор, золотой на изломе; разноцветные крыши с вкраплениями смальты - бьющие наружу алые, желтые праздничные тона, - витые решетки балконов, галереи с деревянной резьбой, серебряные водостоки и флюгера, ковры через перила наружных лестниц и цветы - вперемежку розы всех тонов и оттенков; лохматые и толстые, как кочаны, пионы, рыже-пятнистые тигровые лилии, желтые и синие ирисы, пучками незабудки, маттиолы, анютины глазки, белые, розовые, лиловые вьюны, почти черная зелень плющей, красные огоньки фасоли, оранжевые ниневии, белые калы, и еще бог весть какие цветы без названий, рвущиеся сквозь вязь балконов, с карнизов и между плитами внутренних дворов. Узорчатые арки и мосты над темной водой каналов, разогретый гранит набережных - и над всем этим солнце - Бин-нор!!"